И дольше века длится поиск. Мужской разговор с профессиональным красным следопытом

Юрий Ровчак, Виктор Старченко

Говорят, что война не окончена, пока не похоронен её последний солдат. 

С этой точки зрения Великая Отечественная не закончилась 9 мая 1945 года. Она, судя по всему, не закончится и в XXI веке. Ведь до сих пор, 70 лет спустя после её начала, десятки тысяч советских воинов не погребены по-человечески, их останки разбросаны по местам сражений…

Об этом и многом другом наша беседа с известным харьковским поисковиком Виктором Старченко.

Никто не забыт?

— Виктор Сергеевич, сколько лет вы занимаетесь поисковой работой?

— 22 года, с 1989-го. До этого, работая руководителем кружков красных следопытов на Харьковской областной станции юных туристов и неоднократно бывая с детьми на местах боёв, я узнал из рассказов местных жителей, что могилы многих погибших советских воинов находятся в лесах, оврагах или на огородах. Поиском и увековечиванием павших никто тогда серьёзно не занимался. Мы с детьми писали письма в военкоматы, органы местной власти, просили поставить памятные знаки, называли имена найденных солдат, но ничего не делалось.

Одновременно мы проводили операцию «Самолёт» — искали на территории области места падения советских самолётов в ходе боевых действий. Мы обратились к жителям региона через местные СМИ, и нам сообщили о падении самолётов в Купянском, Балаклеевском и ряде других районов области. В частности, в Чугуевском возле села Новопокровка после раскопок мы обнаружили остатки самолёта Ла-5, которые передали в музей.

Такая наша деятельность получила определённую огласку. По «линии» комсомола, где оценили то, чем мы занимались, я в 1988 г. попал на первый сбор поисковиков Советского Союза, проходивший в Калуге (Россия). Вот там я узнал, что в других регионах СССР есть поисковые отряды, которые проводят систематическую работу на местах боёв, находят непогребённые останки советских воинов, организуют их перезахоронение, устанавливают имена, разыскивают родственников погибших. Услышанное оказало на меня такое впечатление, что вернувшись в Харьков, я решил заняться тем же. И ещё работая на станции юных туристов начал создавать общественную организацию по проведению поисковых работ. В это же время при Харьковском обкоме комсомола был образован Центр патриотического и физического воспитания молодёжи, руководил которым Юрий Витальевич Санин. И меня пригласили туда начальником отдела по поисковой работе. При Центре был организован совет поисковых отрядов, который я возглавил, и началось проведение поисковых экспедиций.

Одна из первых прошла в самом Харькове. Секретарь Харьковского областного общества охраны памятников Владимир Петрович Литко (Царствие ему небесное) сообщил, что к ним обратились жители переулка Досвидный. По их словам, вдоль реки Казачья Лопань — это буквально в 400 метрах от Госпрома — находится захоронение советских воинов. Их в марте 1943-го по приказу немцев похоронили харьковчане. После войны здесь стоял памятный знак, правда, без имён. В 1960-е часть захоронения (около 130 человек) перенесли в братскую могилу, а вторая траншея с погибшими осталась. Потом здесь сначала была лодочная станция, а затем — просто свалка… Мы там нашли 114 советских солдат, 20 медальонов и медаль «За боевые заслуги». Благодаря этому удалось выяснить, что это — останки оборонявших Харьков бойцов 32-го полка 19-й Воронежской стрелковой дивизии. Дивизия тогда потеряла около 70% личного состава, то есть практически была разгромлена.

Дальше наш поиск продолжился в Центральном архиве Министерства обороны СССР (г. Подольск Московской области). Из книги безвозвратных потерь упомянутого полка мною были выписаны имена более 1300 воинов. Фамилии 178 человек, тех, кто погиб 12 марта 1943 года в боях за Павловку, увековечены на мемориальных плитах 9-го городского кладбища. 9 мая 1991 года на перезахоронение в братской могиле приезжали братья и сёстры погибших и даже две мамы — одна из Владимира, другая из Казани. 

— Скажите, а проводились ли кем-то подсчёты, сколько советских воинов погибло за годы войны на территории Харьковской области, сколько их в захоронениях и какова разница между этими двумя цифрами, то есть сколько человек ещё нужно искать? Ведь только в одном Барвенковско-Изюмском котле немцами была уничтожена 171 тысяча советских солдат.

— Арифметика здесь очень простая. В 2003 г. областным советом была наконец-то принята региональная программа по поиску и перезахоронению советских воинов на территории Харьковщины. В преамбуле программы нужно было указать именно то, о чём вы спрашиваете. Эти вопросы адресовали облвоенкомату, областной Книге памяти и нам, поисковикам. Каждая структура дала свою цифру. И получилась интересная картина. Облвоенкомат назвал 220 тысяч погибших. Книга памяти сообщила, что установлены и увековечены имена 86 тысяч павших воинов, которые захоронены в около 2000 отдельных и братских могилах, где в то же время находится прах 123 тысяч человек. А мои собственные изыскания (я историк по образованию) и ряд открытых источников, в том числе очень аргументированная российская книга «Гриф секретности снят», привели меня к цифре около 600 тысяч погибших.

Ныне в преамбуле программы сказано, что официально на Харьковщине погибли 600 тысяч воинов (за основу были приняты мои данные по инициативе тогдашнего заместителя губернатора Валерия Фёдоровича Мещерякова, светлая ему память), но захоронены только 123 тысячи человек. Получается, почти полмиллиона ещё не найдены.

И это действительно так! На основании своего опыта смею утверждать: в официальных братских могилах находится 20—30% погибших в боях за тот или иной населённый пункт, стратегический объект и т. д. А есть братские могилы, где вообще никого нет! Как, например, в Крестищах Красноградского района. Или взять Коробовы хутора. Там была братская могила в селе возле магазина, стоял скромный памятный знак. Затем в 1950-е здесь вырыли экскаватором яму, захватили ковшом несколько костей, а памятный знак сбросили назад в яму. Кости сложили в один гроб и торжественно захоронили у колоссального обелиска на территории всесоюзной здравницы «Коробовы хутора». А в конце 1990-х недалеко от этих мест мы нашли останки 20 советских воинов. Встал вопрос, где их хоронить. И тут нам рассказали эту историю. Вместе с местными жителями — даже сельский сход созывался — решили: в старой братской могиле. Мало того, мы добились от змиевских властей, чтобы было восстановлено ограждение и поставлен памятный знак на старой могиле. Ну а тот помпезный монумент тоже стоит…

В Будах Харьковского района в своё время из братской могилы в переулке Братском (название как раз из-за захоронения) прах советских воинов перенесли в центральную могилу. Мы, естественно, заинтересовались — а всех ли выбрали? И под детской площадкой нашли 25 солдат. Нетронутых. 

Заявляю авторитетно: при переносе праха погибших из одной могилы в другую никогда все останки не забирали — остаётся от 25% до 90%.

Без госпомощи

— Знаете, после ваших рассказов крепнет убеждение в наплевательском отношении к памяти тех, кто погиб, как всегда пафосно заявлялось с высоких трибун, «за свободу и независимость нашей Родины». Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ни при Союзе ССР, ни при независимой Украине не было и нет общегосударственной программы, направленной на поиск и захоронение погибших солдат Великой Отечественной.

— Да, формальное, показушное отношение к памяти погибших было, увы, всегда… Что касается общегосударственной программы, то попытка — уже во времена независимости — имелась. В 2000-м Кабинет министров Украины принял Комплексную программу по поиску и захоронению жертв войны и политических репрессий. Но, к сожалению, эта программа не получила практического воплощения, не говоря уже о каком-то финансировании.

— Вы предугадали мой вопрос. Ведь поисковые работы — это время, люди, их трудозатраты, трансп орт, наконец. А всё вместе — деньги.

— Вы правы. И в уже упомянутой выше региональной программе финансирование предусматривалось. Но деньги были выделены под конец года, в середине ноября, а зимой мы вообще не имеем права работать. Плюс была юридическая не­определённость: подразделение облгосадминистрации, отвечавшее за это направление, отказалось заключать с нами договор, а напрямую финансирование оказалось невозможным: поисковик — такой профессии нет. Это была первая и последняя возможность государственной помощи. Но нужно отдать должное ныне покойному губернатору Александру Степановичу Масельскому, который однажды выделил нам 50 тысяч карбованцев и мы целый год активно действовали. Ещё когда-то тысячу карбованцев предоставил председатель Старосалтовского сельсовета Волчанского района. Вот и вся наша финансовая поддержка.

— Так не лучше ли деньги, которые ежегодно тратятся на военные парады, «фронтовые 100 граммов», салюты, фейерверки и другую мишуру, которая всегда есть вокруг дат, связанных с войной, направить на то, чтобы найти и по-человечески похоронить воинов, отдавших самое дорогое, что у них было, — жизнь?

— Безусловно, для нас подлинное увековечивание погибших — это именно системное отношение к проблеме поиска.

В последнее время на Харьковщине в этом направлении есть серьёзные подвижки. До создания в начале 1970-х мемориального комплекса Славы в Лесопарке там были две большие братские могилы: две тысячи человек в одной, шесть тысяч — в другой. Стояли скромные обелиски без имён, за могилами ухаживали школьники местной школы. Но и после создания мемориала имён не появилось. Мы неоднократно обращали на это внимание городских властей. И вот в этом году благодаря поддержке мэра Харькова Геннадия Кернеса на мемориале появились фамилии 573 воинов 19-й Воронежской дивизии, которые погибли в марте 1943-го. Нам известны адреса около 60 солдат, уроженцев Украины, России и Казахстана. Сейчас мы ведём поиск родственников, чтобы пригласить их в Харьков поклониться праху героев. Двоих, сына и дочь младшего сержанта Ивана Ивановича Загозина, с помощью российских поисковиков мы уже нашли, и они собираются приехать 23 августа.

— При перезахоронениях панихида по павшим воинам проходит по православному обряду. А ведь среди них наверняка были не только славяне (хотя и они не все православные), но представители других национальностей, а значит, конфессий. Не правильнее ли приглашать на траурную церемонию не только православных священников, а ещё муллу, раввина, может быть, ксёндза?

— Когда мы находим воина, то по его останкам сказать однозначно о его национальной принадлежности нельзя. А воевали и отдавали жизнь за Родину, действительно, представители разных народов. Хотя приблизительно 90% погибших — это русские, украинцы и белорусы. Но в вашем замечании есть зерно истины. Это недочёт.

От «Долга» до «Сходу»

— Виктор Сергеевич, в 1989 году организация, которую вы возглавляли, называлась Харьковское объединение поисковых отрядов «Долг». Сейчас — СЧП «Военные мемориалы «Схід». «Схід» — правопреемник «Долга»? Чем была вызвана необходимость переименования? И что такое СЧП?

— Да кем мы только не были! После Центра патриотического и физического воспитания молодёжи в 1995-м был создан областной молодёжный поисковый центр «Долг», затем на нашей базе благодаря поддержке главного редактора областной Книги памяти Владимира Николаевича Казака была образована поисковая группа этой Книги. И пять лет три наших сотрудника (в том числе я) получали здесь небольшую зарплату, ну а финансирование экспедиций происходило за счёт энтузиазма. Но когда Владимир Николаевич ушёл из жизни, новый руководитель Книги посчитал, что мы обременяем бюджет организации. И тогда мы создали областной военно-мемориальный фонд «Обелиск». А в 2000-м, как я уже говорил, была принята Комплексная программа, которая повлекла за собой существенные изменения в законодательстве. Теперь поисковой работой имеют право заниматься исключительно специализированные частные или государственные предприятия; только они могут получить разрешение на такую деятельность от государственной комиссии по увековечиванию памяти жертв войны и политических репрессий. А так как мы всегда работали и работаем в правовом поле Украины, нам пришлось трансформироваться в СЧП — специализированное частное предприятие.

— Частное предприятие обычно создаётся для получения прибыли. Во всяком случае, соответствующие ведомства должны вас регулярно на этот счёт допытывать. И как это сочетается с вашим благородным делом, я бы даже сказал, миссией?

— О доходах, а тем более о прибыли, речь не идёт — одни расходы. Поэтому когда мы проводим экспедиции, то просим принять в них долевое участие местные органы власти. Как это было недавно в Старом Мерчике, где мы перезахоронили пять советских воинов-артиллеристов. Надо отдать должное, местный поссовет выделил экскаватор, который снял верхний слой земли, наших ребят покормили. Чаще всего выделяют или оплачивают бензин.

Вообще, на мой взгляд, поисковой работой на государственном уровне должны заниматься сельские и другие советы, а не предприятия или общественники. А мы действуем как «пожарная команда». Проводят водопровод или газопровод, находят останки, вызывают нас. Где 25, а где и 100 человек. 22 июня в Капитоловке Изюмского района будет перезахоронение двух советских воинов… Ждут нас в Полковой Никитовке Богодуховского района, в других местах. Например, мы планируем провести большую экспедицию поблизости сёл Самойловка и Новоуплатное Близнюковского района, где в 1942-м полегли бойцы 943-го стрелкового полка. 

— Насколько часто о неизвестных захоронениях вы узнаёте не от местных жителей или из архивных документов, а от, скажем так, случайных людей? Шёл человек по лесу, грибы собирал, глядь — человеческие кости, рядом оружие или ещё что-то, относящееся к войне…

— Часто. Например, нам звонили, что в Чёрном лесу недалеко от станции Васищево Харьковского района видели останки солдат. В этот лес мы выезжаем лет десять. Здесь найдено и перезахоронено в братскую могилу посёлка Васищево 90 воинов.

— Чьи-то имена удалось установить?

— Это солдаты 52-й и 58-й гвардейской стрелковых дивизий 53-й армии, которые наступали на укреплённый немецкий пункт Чёрный лес и понесли большие потери. Страшно даже представить — в 15 километрах от Харькова воины-освободители остались лежать на поле боя. Пятерых — одного с противотанковой гранатой в руке — мы нашли под огромным слоем листвы, нападавшей за эти годы. А имён установить не смогли, ведь в августе 1943-го медальонов у солдат уже не было — их выдача прекратилась ещё в ноябре 1942-го, а красноармейские книжки за это время сгнили. (Кстати, по наличию или отсутствию медальона, форме и оружию мы можем практически сразу определить, когда погиб воин.) С другой стороны, найденные нами солдаты числятся среди погибших в боях за село Васищево и их имена уже есть на братской могиле.

— А имя и фамилию немецкого солдата можно определить сразу? У них ведь у всех должны быть жетоны…

— На немецком жетоне выбит личный номер и название воинской части. За именем следует обращаться в бундесархив. Мы о найденном немецком солдате сообщаем Народному союзу Германии, который занимается всеми воинскими захоронениями в самой ФРГ и немецкими за рубежом. 

— А не так давно в одной популярной телепередаче бывший заместитель главы Администрации президента Украины Анна Герман заявила, что могилами советских воинов в Германии занимается министерство обороны этой страны.

— Подобными вопросами занимается министерство обороны в Италии, а в Германии — Народный союз, который создан частными лицами, родственниками погибших, ещё в 1919 году, после Первой мировой войны. Он нанимает рабочую силу для ухода за могилами, для поиска неизвестных захоронений и так далее. Да, когда Союзу не хватает денег, он обращается к федеральному правительству за помощью, но это — общественная организация…

Сборное кладбище немецких воинов в Харькове находится на территории 17-го городского кладбища. Там похоронено уже 42 тысячи немцев. Их останки мы находили в Чёрном и Изюмских лесах, Русском массиве.

— Родственники немецких солдат приезжают сюда?

— Редко, но приезжают. На кладбище отдают дань памяти погибшим, а потом отправляются на то место, где сложил голову их близкий человек.

— По вашим сведениям, сколько немцев осталось навсегда на Харьковщине?

— Приблизительно 52 тысячи. Еще около тысячи пропали без вести. Сравните: 53 тысячи немцев и 600 тысяч советских солдат.

— Жуткое соотношение…

«Чёрные археологи»

— Вы смотрели российский фильм «Мы из будущего»? Что вы вообще думаете о так называемых «чёрных археологах»?

— Они наносят большой вред. Их цель — ограбить воинское захоронение, без разницы, советское или немецкое. Они изымают личные вещи, знаки отличия, золотые зубы. То есть у подобных людей нет никаких моральных устоев. Это мародёры. В том же Чёрном лесу нам неоднократно встречались следы «чёрных археологов». После них уже практически невозможно установить имя погибшего, да и все косточки собрать трудно. А в Изюмских лесах мы даже видели черепа, явно простреленные недавно — как в кинокартине «Мы из будущего».

Мы с этими гробокопателями не контактируем, к сотрудничеству не привлекаем. Но если они сообщают информацию о захоронениях, принимаем к сведению.

— Какие ваши рекомендации людям, которые случайно наткнутся на останки советского или немецкого солдата? 

— В первую очередь следует сообщить о находке местным органам власти. Нужно остерегаться взрывоопасных предметов. Снаряды, мины и гранаты, особенно те, которые находятся на боевом взводе, но не взорвались, пролежав в земле, окислились и стали ещё опаснее. И, конечно же, нельзя бросать их в костры, распиливать и т. п. Что касается стрелкового оружия, то благодаря нашему чернозёму его ударно-спусковой механизм обычно практически уничтожен.

— Сколько советских воинов нашли последнее упокоение с помощью вашего отряда?

— Находим ли мы заброшенное, неучтённое, осквернённое захоронение, или собираем останки воинов после мародёров, хороним их на территории братской могилы ближайшего села, получив на это разрешение сельсовета. Всё это фиксируется актами перезахоронения с «мокрыми» печатями, которые заверяются двумя подписями — моей и председателя сельсовета. На данное время нами осуществлено перезахоронение 3102 человек.

— Извините, но ведь это, судя по вами же названным цифрам, капля в море! Получается, где-то лежит ещё полмиллиона человек! Да таких отрядов, как ваш, нужно два, три десятка!

— Позволю себе не согласиться. Мы когда-то пробовали работать большими силами, несколькими группами. Очень много случайных людей прибилось, для которых важно было не перезахоронение воинов, не поиск родственников погибших, а, к примеру, пополнение своей коллекции наград. Многие из них потом оказались — и справедливо! — в поле зрения органов внутренних дел.

Поэтому с тех пор я действую по ленинскому принципу: «Лучше меньше, да лучше». Нас пять-шесть человек, которым я доверяю и которые по эффективности сравнимы с 50 поисковиками.

На область нужно не два-три десятка, а одна, максимум две-три хорошо организованных и достойно профинансированных специализированных группы, чтобы вести эту работу системно, в течение года. Ведь хотя нами выявлено 320 мест массовых неучтённых или заброшенных захоронений советских воинов на территории области и 29 — в самом Харькове, но всё наш небольшой коллектив охватить не может. 

В то же время очень прошу старожилов вспомнить, где были первые могилы советских воинов сразу после окончания боёв. Нельзя допустить, чтобы эта информация исчезла бесследно. 

Всем, кому известно о каких-либо неучтённых захоронениях, просьба сообщить об этом по адресу: директору СПП «Воєнні меморіали «Схід» Старченку В. С., вул. Плеханівська, 18, м. Харків, 61001; т. 714-21-82.