Как восстанавливали Харьков

Юрий Иванов. Художник, инженер

Кажется, только вчера в гостеприимной квартире известного архитектора Александра Лейбфрейда произошла эта беседа. 

Предполагалась, что в канун 55-й годовщины освобождения Харькова Александр  Юрьевич через какое-либо местное периодическое издание поделится воспоминаниями о восстановлении разрушенного войной города. Но тогда эта публикация так и не увидела свет. Прошло 20 лет. Вновь приближается знаменательная дата. И я, как один из участников той беседы, решил еще раз попытаться опубликовать ее фрагменты.  

Промышленность — любой ценой

— О первом освобождении Харькова я узнал, будучи в командировке на Южном Урале, — вспоминал Александр Юрьевич. — Чувство радости было безмерным. Но освобождение, к сожалению, длилось недолго, Харьков вновь был взят фашистами. Весть о втором и уже окончательном освобождении была тоже радостной, хотя и с примесью чувства осторожности, которое, к счастью, не оправдалось. Через несколько дней в управлении нашей организации я узнал, что меня включают в состав группы, отправляющейся в Харьков на восстановительные работы.  

— Каковы были ваши первые впечатления после прибытия в Харьков?

— Мы  приехали в Харьков 3 октября 1943 года на Балашовский вокзал. Наступал вечер. Город выглядел совершенно мертвым. Даже в тех домах, где люди, очевидно, жили, все окна были зашторены или закрыты ставнями. Только на центральных улицах мне встретилось несколько пешеходов. На Сумской, где теперь кинотеатр «1-й комсомольский», а тогда был 2-этажный дом, открылось какое-то кафе. Там играла музыка, и были посетители — военные и харьковские девушки.

В квартире на улице Артема, 1, где мы жили до войны, я провёл первый месяц, пока мне не выделили другую жилплощадь. Претендовать на прежнюю я не мог, так как в ней проживала большая семья, вселившаяся по ордеру еще до начала оккупации после того, как их дом разбомбили.

— С чего началась ваша деятельность по восстановлению города?

— В первые же дни я отправился в свой родной Дом архитекторов, где в период оккупации размещалась немецкая столовая. Там уже возрождалась жизнь, хотя здание и пострадало от бомбежки — были насквозь пробиты крыша и перекрытия вестибюля,  зеленого зала. 

На несколько дней раньше меня в Харьков был отозван с фронта автор Генерального плана Харькова 1934 года, архитектор Александр Михайлович Касьянов. Перед ним была поставлена задача: собрать всех архитекторов, остававшихся в период оккупации в Харькове, и включить их в работу по восстановлению города. Кроме того, приезжали люди из эвакуации, демобилизованные с фронта. В результате мы уже в течение первой недели смогли приступить к работе.

Первоочередной задачей тогда было возрождение промышленности любой ценой. Мы немедленно начали выписывать с Урала все новых и новых специалистов, выполнять работы по проектированию и восстановлению объектов. Разбирали завалы и подготавливали к началу строительных работ.

Вторая задача состояла в восстановлении гражданских зданий, необходимых для осуществления руководства городом, а также наиболее ценных жилых домов. Начались мучительные поиски архивных материалов, чтобы избежать обмеров, на которые уже не оставалось времени. Иногда приходилось задерживаться на объектах круглые сутки, ночуя, где придется, чтобы не терять драгоценного времени на дорогу. Делали зарисовки и сразу же давали чертежи и эскизы на восстановительные работы.  

Здание горисполкома было разрушено, поэтому горсовет временно размещался в здании теперешнего универмага «Детский мир» на 3-м этаже. Электроосвещение обеспечивал движок, который довольно часто во время совещаний выключался. Налетов на моей памяти уже не было, но иногда в город залетали немецкие самолеты-разведчики, зенитки открывали по ним огонь, и на землю порой падали осколочки.  

...В течение месяца решился мой квартирный вопрос: я получил ордер на маленькую квартирку в районе Госпрома. Поскольку в ней не сохранилось ни одного стекла, рамы пришлось забить фанерой и картоном, печку удалось сложить из кирпича, взятого из развалин, и провести дымоход из водопроводных труб. Мы поселились там втроем — три архитектора — друзья, и жили до весны. Водопровод не действовал, и мы бегали по спуску Пассионарии на Клочковскую к источнику, набирали в ведра воду, приносили домой и отстаивали. За ночь на дне ведра оседало сантиметров пять песка. Электричества и газа не было, канализация не работала, позже подключили радиоточку. Из ОРСа (отдел рабочего снабжения — предприятие розничной торговли в СССР. — Ред.) мы получали какие-то совершенно неподходящие овощи, например, петрушку и пастернак вместо картофеля и моркови, и вынуждены были их есть.  

Впоследствии я переехал в новую квартиру, тоже в районе Госпрома. Ее получил вернувшийся из Магнитогорска мой отец, потому что в той, где я жил первые полгода, наша семья поместиться не могла.

Сквера Победы могло не быть

— Как продолжались восстановительные работы в послевоенные годы?

— Город был разрушен убийственно. Разрушения начались еще до его оккупации. Высшими инстанциями был утвержден список в 30 объектов, которые надо было взорвать. План предусматривал подрыв наиболее ценных общественных зданий, а также ряда промышленных предприятий. Из-за того, что было мало взрывчатки, часть зданий подожгли. 

Кроме планомерного уничтожения зданий, Харьков пострадал еще и от обстрелов, которые велись немцами перед занятием города. Так, в августе 1941 года был сильно разрушен район за библиотекой Короленко, еще несколько случайных мест. Большие разрушения происходили и от действий партизан. Эпизодические налеты производила и наша авиация, например, на Дворец Труда в 1942 году среди бела дня нашим летчиком была сброшена бомба.

...Когда я приехал в Харьков, на всех домах были надписи: «Мин нет. Веселов». Эти  надписи долгое время сохраняли, но к сегодняшнему дню, к сожалению, не осталось ни одной, хотя в других городах подобные надписи сохранили как память.

Одноэтажный Харьков почти не пострадал, в то время как заводы, мосты были все взорваны. Безнадежно был разрушен городской транспорт, капитальные жилые дома были приведены в такую негодность, что люди продолжали жить лишь в ничтожном их количестве. Например, на улице Артема уцелело лишь несколько домов, в период оккупации в них жили немцы. На Сумской было очень много разрушенных зданий, хотя в целом она была жилой улицей.  

Довольно сильно пострадал институт метрологии, расположенный на Мироносицкой. Чудом уцелел Госбанк. Гостиница «Харьков» была сожжена партизанами во время проведения в ней немцами банкета. 

На Дом проектов (сегодняшний университет) и Госпром, очевидно, у наших просто не хватило взрывчатки. Единственное, что взорвали в Госпроме, это лестничную клетку в 7-м подъезде. После освобождения Госпром восстанавливали по нашим техническим условиям в прежнем виде. Там вылетели стекла, была выведена из строя сантехника, а конструкции сохранились целыми.  

Вся работа по восстановлению разрушенного Харькова, по оценке специалистов и комиссий, могла быть выполнена только за 50 лет. Но, к счастью, это произошло намного раньше, потому что на восстановление промышленности государством были выделены огромные средства.  

Александр Михайлович Касьянов, возглавивший восстановление Харькова, принимал смелые решения: что восстанавливать, а что сносить ввиду нецелесообразности или невозможности немедленного восстановления, чтобы город не оставался в руинах. Началось то, что получило название «осквернение» города, от слова «сквер». Сносились здания, и на их месте разбивали скверы. Снесли Дворец пионеров (бывшее здание Дворянского собрания) и на площади, носившей тогда имя Тевелева, а теперь Конституции разбили сквер. И таких скверов появилось множество.  

Однако не всегда создание скверов являлось верным решением. Примером тому служит сквер Победы на Сумской. Его создали по инициативе местных руководителей методом народной стройки и установили в нем фонтан «Зеркальная струя». Однако решение о разбивке этого сквера принесло городу не пользу, а ущерб, потому что там надо было располагать не сквер, а оперный театр, который предполагалось построить еще до войны. То же место, на котором значительно позже поставили новый оперный театр, можно и нужно было использовать под транспортную магистраль для соединения Павлова поля с центром города. Теперь эта возможность утеряна навсегда. 

Памятник Шевченко: все фигуры на месте

— Какие людские потери понес Харьков в период войны?

— В  1941 году в  Харькове проживало 935 тысяч жителей, а после оккупации по переписи осталось всего 193 тысяч. Однако очень скоро Харьков не только достиг довоенного уровня численности населения, но и значительно превысил его. Такой гипертрофированный прирост был возможен лишь за счет бурного развития в городе промышленности.  

Был запрет строить промышленность в Харькове. Но было сделано 230 нарушений по постановлениям из Москвы. То есть всякий раз запрет отменялся отдельным распоряжением. Это порождало невероятную нехватку жилищ. Поэтому Харьков в послевоенные годы рос фантастически быстро.

В конце 1940-х годов началось увлечение помпезностью. Говорили, что если в начале восстановления мы латали, чем могли, то теперь настала пора закрепить триумф Победы и выполнить все блестяще. В результате появилось то, что впоследствии было названо архитектурными излишествами. Апофеозом был Южный вокзал. Его открытие стало колоссальным праздником для города, действительно триумфом. Тогда же появился и так называемый Белый дом — новое здание обкома на месте старого, которое было сильно разрушено. 

В этих условиях, когда жилья строили мало, молниеносно развивался самострой. Конечно, строили очень плохо, с нарушениями, однако благодаря этому большое количество людей, приезжавших каждый год в Харьков, получали хоть и плохонькое, но пристанище. И в дальнейшем ничего не помогло, ни строительство Салтовки, ни строительство Алексеевки: чем больше строили, тем больше увеличивалось количество населения в городе.

— Каким было отношение оккупантов к памятнику Т. Г. Шевченко?

— Они решили, что памятник нужно переделать: фигуру Шевченко и фигуры из дореволюционного времени оставить, а фигуры из послереволюционной эпохи (тракториста, комсомолку и др.) убрать. Комиссия, организованная из историков,  скульпторов, художников, должна была разработать проект реконструкции памятника. А это, в основном, были люди порядочные, и они тянули решение этого вопроса вплоть до  освобождения Харькова. Благодаря этому памятник сохранился. 

Во время оккупации вокруг памятника Шевченко появились немецкие могилы, которые после освобождения города быстро убрали.

— Как относилась советская власть к тем, кто оставался на оккупированной территории?

— С одной стороны, был циркуляр из ЦК партии, приказывавший всеми мерами

обеспечивать местное население работой, питанием, перестать упрекать в чем-либо. И в то же время упорно работали органы, которые расследовали деятельность остававшихся в оккупации. Многих привлекали к суду, к сожалению, не всегда заслуженно, так как в этом деле было много злоупотреблений.

Например, чудесного человека, архитектора Виктора Карповича Троценко, основателя советской украинской архитектуры, который, чтобы выжить, служил в управе заместителем главного архитектора города и занимался проектированием восстановления Покровского собора, заставили при немцах в газете «Нова Україна» написать статью «Про занепад церковної архiтектури за часiв радянської влади». После освобождения Харькова  его осудили на вольное поселение в Новосибирской области сроком на 5 лет. Однако через год его реабилитировали, вернули в Харьков и любовно приняли. Он плодотворно трудился и дожил до 90 лет, пользуясь неизменным и заслуженным уважением. 

Иванов, Ю. Как восстанавливали Харьков [Электронный ресурс] / Юрий Иванов .